САМЫЙ ОБЫКНОВЕННЫЙ ДЕНЬ
… окончаниеИзмайлова долго, критически рассматривает плоды моего творчества и, наконец, выносит решение:
— На таком огне я не то что рис, чай вскипятить не смогу!
Спустя сорок минут вода все еще не кипит. Фая задремала, облокотившись на ящик с кухней. На руле сидит Галя, Юра, развалившись в «спальне», читает «Памятку спасающимся на надувном спасательном плоту».
— Эй! — кричит Измайлова. — Ну-ка, вставайте, перевяжите кухню, пока она не уплыла!
— Никак нельзя, Фаечка, — вкрадчиво отвечает Андрющенко, театрально плюет на указательный палец и, не спеша перелистывая памятку, находит искомое место: — «Помните, что чем больше вы тратите энергии, тем больше вашему организму требуется пищи и воды, двитайтесь как можно меньше», — дикторским голосом вещает он.
— А дальше что написано?
Юра молчит.
— «Старайтесь не курить, курение усиливает жажду. Попав на плот, в первые сутки ничего не ешьте и не пейте», — наизусть цитирует Фая. — Так что ты уж прости, Юра!
Спустя еще четверть часа мы «сервируем» стол. Галя достает из столового мешка алюминиевые кружки и ложки, полиэтиленовые миски. Мы с Юрой вытряхиваем из канистры сахар.
Плоты чалим бортами, благо волна мелкая… Нам редко удается обедать вместе, обычно приходится, проявляя чудеса эквилибристики, передавать с «нашего» плота на «их» миски, заполненные до краев горячим варевом, получая взамен сухари, многие из которых, кстати, отдают плесенью. После обеда происходит обратный обмен, теперь уже пустой посудой. А сегодня у нас полный кворум. Даже Дулатов выполз из внутренностей плота. Он щурится на солнце, вглядываясь мученическим взором в лица, на побелевших губах застыла виноватая улыбка. Вот ведь как бывает— больше всех рвался в море, работал за троих и сейчас за тех же троих страдает.
— Ринат, ты кашу поешь? — спрашивает Фая. Видно, ей очень хочется, чтобы он сказал «да». Но он опять говорит «нет». Наш доктор не ест практически уже пятые сутки. Своеобразный рекорд. Второе и третье места в этом мрачноватом соревновании разделили мы с Галей.
— Дайте мне чай с лимоном, — просит Ринат, но вспомнив о своих профессиональных обязанностях, спрашивает: — Жалобы на здоровье есть?
— Только на аппетит и на начальство, — шутит Слава.
— Ну тогда я пошел, — говорит Ринат и, низко нагнувшись, забирается в плот.
Представляю, как он сейчас ляжет лицом вниз на одеяла и, внутренне содрогаясь от приближения каждой волны, будет мучиться, мечтая как о невозможном о доме, о земле, просто о кусочке твердой, не качающейся поверхности. Как мало надо иногда здесь человеку для счастья: маленький, только бы лечь, кусок земли, немного хлеба да вдоволь пресной воды И как вырастают мелочи, которые дома считаешь само собой разумеющимся: вода, текущая из крана, яркий свет электрической лампочки, тепло, исходящее от батареи центрального отопления, даже приглушенное бормотание соседского магнитофона.
После обеда занимаемся делами. Фая отдраивает кастрюли, упаковывает кухню. Юра рисует боевой листок. На первом плоту яростно трещит кинокамерой Семенов. Я сижу на руле и, расстелив на коленях «Тетрадь технических осмотров», вписываю замечания, которые мне диктует Мурыгин.
— Правый балластный киль сильно утягивает в сторону. Ослабла центральная мачтовая растяжка. — Надвинув маску на глаза, он подныривает под плот. — С левого борта потерло центральный баллон, — снова доносится его голос.
— Подожди немного, — прошу я, чувствуя, что еще несколько минут на солнце — и у меня может случиться солнечный удар. Убираю тетрадь и прямо в одежде сползаю за борт. Холодная вода приятно обжигает мое разгоряченное тело. Вдыхаю полные легкие воздуха и, энергично загребая руками, иду в глубину: у дна заметно холоднее. Снизу черное ребристое днище плота напоминает брюхо огромной доисторической рептилии, неуклюже плывущей по поверхности. Выныриваю рядом со страховочным шнуром, почти на тридцать метров тянущимся за плотом. Перебирая руками, подтягиваюсь к корме.
— Земля-я-я! — слышится Славкин рев.
— Где? — кричу я, торопливо вскарабкиваясь на баллон.
— Право по борту. Юго-юго-восток!
Я ничего не вижу. Очки, как всегда, словно инеем, покрыты белым налетом морских солей.— Галя, дай подзорку! — кричу я.
Что же это может быть? Неужели Тюб-Караган? По моим подсчетам, мы должны были пройти его еще ночью. Или это уже Долгий? Странно, очень странно.
— Ты можешь быстрее? — тороплю я Галю. Мне почему-то крайне важно увидеть этот остров именно сейчас. Не через полчаса, когда он будет гораздо ближе, а сию минуту. В конце концов, это первый кусок земли, встретившийся нам в течение многих дней. Долго шарю окуляром подзорной трубы по поверхности воды. Стоп! Вот он. Узкая полоска желтоватого песка буквально на несколько сантиметров выступает из воды. Севернее видны густые заросли то ли осоки, то ли берегового кустарника.
Хотя бы на десять минут пристать, поваляться на твердой земле, косточки размять. У меня уже два дня ломит тело от того, что постоянно приходится лежать на мягкой резине. Вчера я даже умудрился взгромоздиться сверху на канистры и лежал так с полчаса, наслаждаясь приятной жесткостью острых углов, врезавшихся в тело.
— Право по борту земля! — на этот раз кричит Мурыгин.
Перебрасываю трубу вправо. Что за чертовщина? Действительно, на юго-западе, милях в семи, темным пунктиром по всему горизонту тянется, мель. Кажется, я уже знаю, что последует дальше.
— Остров прямо по курсу, — подтверждая мои худшие догадки, через несколько минут кричит Слава.
С полчаса, встав ни грунтовые якоря, обсуждаем наше положение. Судя по карте, мы сели крепко. Собираясь проскочить между малыми островами по полутораметровым глубинам, мы не: учли годовых колебаний Каспийского моря и теперь. прямо по курсу вместо воды имеем в лучшем случае: болото с глубинами тому самому воробью по: колено. В худшем — песчаные барханы.
— И все же я считаю, нужно плыть по курсу, а там искать проход, — настаивает Слава.
— А коли его нет?
— Если коса узкая, сдуем плоты и в несколько заходов перетащимся на другую сторону, к воде. В крайнем случае вернемся в исходную точку.
— Не согласен, — возражает Мурыгин. — Зачем пороть горячку? Надо отсидеться на якорях до смены ветра. И выйти своим ходом.
— Фая, сколько у нас осталось продуктов сверх расчетных суток? — спрашиваю я. Измайлова с минуту ведет в уме подсчет.
— Суток на четверо, если с неприкосновенным: запасом, а без НЗ — на день.
— Значит, больше пятнадцати часов мы ждать погоды не можем. Еще неизвестно, как далеко тянется мель. Нет. Этот вариант не годится, — вслух рассуждаю я. — А если рискнуть прямо, мы можем влезть в такой «аппендикс», что вообще за неделю не выберемся. Предлагаю компромиссный: вариант. Сейчас идем возможно круче к ветру, добираемся до берега, а там сориентируемся. Либо возьмем старый курс, либо обнесем плоты с северо-западной оконечности мели.
Постукивая металлическими кольцами о мачту, скользят вверх паруса. Встаем бортами к ветру. Чтобы уменьшить снос, усаживаемся сверху на тентовые балки, уменьшая этим паразитическую парусность плотов почти вдвое. Хотя и крайне медленно, но движемся вперед. Скоро начинают убывать глубины.
Спустя полчаса дно уже можно достать веслом. А еще минут через сорок садимся на киль. Глубина сантиметров двадцать.
— По-моему, там проход, — говорит Семенов, указывая рукой направление. Кажется,. он прав. Вдали между двумя довольно высокими песчаными островами просматривается полоса темно-синей воды — верный, признак глубин.
Продуваем балластные кили воздухом, удаляя из них воду. Груз равномерно перераспределяем по всей площади плотов. Снимаем рули. Теперь наша осадка составляет не более десятка сантиметров.
— Ну что, мужики, побурлачим! — закатывая штанины, говорит Саша.
Разбиваемся на двойки. Бросаем жребий. Первыми идти мне и Андрющенко.
— Теперь я понял, почему моряки говорят, что по морю ходят, а не плавают, — замечает Юра, затягивая на уровне груди страховочный пояс. Уперевшись ступнями в дно, разом дергаем плоты.
рекламная пауза
45 минут работает одна смена. 45 минут изматывающего однообразного движения. Ногу вперед, канат ослабляется, рывок грудью, снова ногу вперед, канат ослабляется… Ногу вперед… Донный ракушечник больно врезается в ступни. Следующую смену надо идти в обуви и уменьшить ее продолжительность минут на десять. Канат ослабляется, рывок грудью…
Юра, не прерывая движения, окунает голову в воду. На виске у него быстро пульсирует змейка набухшей вены.
Несколько минут лежим неподвижно на баллонах. Боль в перенапряженных мышцах ног постепенно стихает, восстанавливается пульс. Да, отвыкли мы от физических нагрузок. Долго нам отдохнуть не удается. Дно ПСНа начинает скрести о песок. Приходится сходить в воду и, упершись руками в корму, толкать плоты сзади. Порой мне кажется, что тащим по сухому песку… Через два часа снова впрягаемся в лямку. Шаг вперед. Канат ослабляется, рывок грудью… Только к ночи, совершенно измотанные, достигаем большой воды.
«22.45. Вахту принял. Ветер сев.-зап. 4 — б метров в секунду. Курс 210.Все нормально. Ильичев», — записываю в бортовой журнал. Надо бы заполнить свой дневник, весь день его не открывал. Расстегиваю полевую сумку, достаю тонкую серую тетрадь. Что же у нас было такого выдающегося за последние сутки? Час за часом перебираю события: вахты, обед, ужин, осмотр плотов. Пожалуй, ничего интересного. Все как всегда. Самый обыкновенный день. Писать совершенно не о чем.
— Эй, на вахте! — доносится из темноты Славин голос. — Поболтай рукой в воде!
— Это еще зачем? — не понимаю я.
— Ты поболтай, узнаешь!
«Что это ему в голову взбрело? — недоумеваю я. — Опять шуточки какие-нибудь?» С минуту сомневаюсь, потом осторожно опускаю пальцы в воду. Ну и что? Вода как вода, градусов двадцать, наверняка горькая до противности.
— Ну как? — вопрошает Слава.
— Да ничего, — отвечаю и вдруг вижу, как на мизинце, возле самого ногтя, тусклой точкой светится огонек.
— Что это? — кричу Семенову.
— Это микроорганизмы, — радостно отвечает он. — Они же светятся ночью!
Резко сжимаю кулак, и моя рука на секунду покрывается искрящимся светом. Инстинктивно отдергиваю ее, словно меня ударило электричеством. Снова погружаю в воду и потом долго плескаю ею, закручивая фантастические огненные водовороты.
«2.45. Заступил на вахту. Без происшествий. Курс 2100. Андрющенко».
Два оранжевых плотика затерялись в бесконечных просторах моря. Два плотика и семь человек, составляющих их экипаж…
Ветер странствий №19
